Герои фантастического проекта "Песни о Родине" – юнкера-наркоманы, помешанные на христианстве животные, честный мент и коррупционеры.
Если продюсер спектакля-триптиха в жанре прозаических вариаций "Песни о Родине" Анастасия Журавлева хотела широкого общественного резонанса, то он не заставил себя ждать. Дело не в художественных достоинствах произведения, а в маркерах, которые притягивают обывателя. В «Песнях о Родине» их как минимум два штуки: нецензурные слова и православный ёжик.
Мат в спектакле уместен и органичен. Это никакая не обсценная лексика, а языковая экспрессия, перенесенная из первоисточника. Или мы будем резать Пелевина с Глуховским, по чьим рассказам поставлены новеллы, чтобы не нарушить рамки пресловутого закона от 1 июля? Будем, заявили создатели после премьеры, мы закон не нарушаем! Нам же посчастливилось услышать живого Пелевина: "Не пропускать по Шпалерной в сторону Смольного ни одну штатскую б…, – сказал капитан на разводе, значительно глядя на Юрия, – ясно? – Как прикажете понимать, господин капитан, – спросил Юрий, – в прямом смысле? – Во всех смыслах, юнкер Попович, во всех". Смех в зале, аплодисменты.
Каждый из трех режиссеров перенес текст оригинала на сцену бережно, хотя бы раз позволив ему прозвучать в первозданной красоте. Но не это возбудило народ. Ибо вне конкуренции на звание "Сенсация дня" оказалась история о православном ёжике по одноименной новелле Майи Кучерской с участием актеров Томского ТЮЗа в режиссуре Дмитрия Егорова.
Сразу после премьеры "Песен о Родине" 5 и 6 февраля на малой сцене новосибирского театра "Глобус" СМИ захлебнулись от катарсиса. "В Сибири бурно обсуждают новую постановку томского ТЮЗа", "Томский театр юного зрителя представил в Новосибирске спектакль "История о православном ежике", – посыпались новости в интернет. Даже люди, далекие от театра, теперь в курсе, что некий православный ёжик утопил в речке Белочку, не пожелавшую креститься. Православные активисты, как водится, откликнулись на безобразие критикой спектакля, который они не смотрели. Сам факт наличия православного ёжика-убийцы подвиг их на защиту христианской веры, якобы подвергшейся издевательству и оплевыванию. Скандал нарастал! Между тем представители Томского ТЮЗа поспешили реабилитироваться. "Томский ТЮЗ не ставил спектакль о православном ежике!" – размножилось в прессе заявление томичей. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Грустно от того, что Родина в этом спектакле не начинается, а заканчивается. Любимую детскую песню про картинки в твоем букваре поют под гармошку придурошные зверушки, утопившие Белочку, и совесть у них чиста, ведь белочка умерла крещеной. И негде черпать материал для оптимизма. Постановщики интерпретировали современных авторов жестко. Прозаические вариации оставляют на этот счет только иллюзии, да и те весьма шатки и условны.
Правда, в первой новелле "Благое дело" по Дмитрию Глуховскому в режиссуре Павла Южакова еще теплится какая-то надежда на лучшую жизнь. Честный мент у Егора Овечкина похож на Башмачкина из его же авторского спектакля по гоголевской "Шинели" – загнанного беспомощного человечка, обретавшего силу в мечте о справедливости. Похож на дурака из одноименного фильма Юрия Быкова, тоже ничего не умеющего изменить. Оба были смертельно избиты теми, кого всегда больше. Честный мент, на котором китель с капитанскими погонами всегда сидел мешковато, за осуществление своей "вековой мечты" отдал последние рублишки. В кои-то веки "его обугленная душа оживала и расцветала". Но так случилось в фантастических реалиях, в потустороннем измерении, в помраченном сознании, куда в силу безнадежной действительности, перетекает рассказ и вслед за ним спектакль.
Еще выше градус у Алексея Крикливого в третьей новелле "Хрустальный мир" по Виктору Пелевину. Юнкера, охраняющие дорогу к Смольному, для перемещения в неизведанные выси чередуют кокаин с эфедрином. К мечте, к небесам, к свету, где Родина невообразимо прекрасна, они взлетают на обычных канатных качелях, которые здесь служат и седлами, и скакунами, и крыльями. Пока снова не становятся сидалищами для "двух сгорбленных обезьянок". У обезьянок Родины не бывает.
Между двумя этими мирами воспаленного воображения расположена некая православная гимназия, где валяют дурака другие животные. Говорящие персонажи обряжены в нарочито карнавальные, неуклюже-мультяшные плюшевые костюмы. И реальность у них игрушечная – состоящая из православных штампов, которые удовлетворяют тягу индивида к религиозным ритуалам и за внешними формами которых теряется сам смысл любой веры. И никто в тебя камень не бросит, потому что знамя православия у нас важнее, чем совесть.
Так о чем же песня о Родине? Что такое вообще Родина? Личная правда неудачника, который никогда не будет майором, – или игра по общим правилам? Очень неудобный, но честный атеизм – или общий хор христианских клише? Хрустальный мир, сияющий добром и светом, – или "хр-р-рус-с-стальный мир", скрежещущий под подошвами разбитым стеклом? В спектакле нет ответа. Может, еще появится. Ведь в "Песнях о Родине", как говорят их создатели, точка не поставлена. Возможно, к проекту присоединятся другие режиссеры, и он обрастет следующими новеллами. Или, наоборот, будет прокатываться в формате театральных короткометражек. А пока – Родина у каждого своя, и эта тема глубоко интимна. Она, как и тема веры, обсуждению не подлежит.