Режиссер сибирского спектакля-квеста: «Театр может быть хоть на улице, хоть в лесу»

В Новосибирске поставят первый спектакль-променад «Время ожидания истекло» по мотивам «В ожидании Годо» Сэмюэла Беккета. Его режиссер из Санкт-Петербурга рассказал, к чему снится Газманов, как выжить в ощущении страха, пустоты и бессмыслицы и почему авторы «не дерзнули прикоснуться к шедевру».

 

 

Премьеру покажет «Первый театр» в лофт-пространстве «Подземка» 6 и 7 ноября. Тайга.инфо поговорила с режиссером постановки Алексеем Забегиным.

Тайга.инфо: В 2017 году на Рождественском фестивале искусств зрители поучаствовали в спектакле-променаде «Разговоры беженцев» на вокзале «Новосибирск-Главный». Но своего спектакля-бродилки в городе не было. Почему вы обратились к иммерсивному театру?

— Есть много определений: спектакль-променад, квест. Сложно определить, какое слово подходит к нашей истории. Тут, наверное, штука в том, что мы выходим из театра. А насколько это иммерсивно — не задумываемся. Первое, от чего мы отталкиваемся — это пространство.

Как-то так сложилось, что основная моя занятость в Петербурге — независимый театр, и нам часто приходится играть вне площадок. В какой-то момент я пришел к мысли, что театр может быть где угодно: хоть в кафе, хоть на улице, хоть в лесу. Когда возникло предложение поработать с «Подземкой», сразу согласился, не зная, во что это выльется. Что представляется, когда слышишь слово «Подземка»? Ну, станция метро недостроенная, рельсы. А потом смотришь фотки, думаешь: вон оно как все тут модно. Значит, нужно тоже быть в тренде.

Тайга.инфо: Классического театра больше недостаточно, чтобы удерживать внимание зрителя?

— Нет, почему. Театр, когда ты сидишь в зрительном зале и смотришь на сцену, — крутой театр. Мне просто в какой-то момент захотелось заниматься авторскими спектаклями, а ставить их в государственных репертуарных театрах довольно сложно. Не каждый скажет тебе: «Делай все, что хочешь». Но и государственные театры я тоже очень люблю. Даже ставил там когда-то детские сказки: «Белоснежка и семь гномов», «Волшебник страны ОЗ»

Меня постоянно спрашивают, какого зрителя я жду на спектакль. Я вообще без понятия. Единственное, в постановке есть одно нецензурное слово, и значит уже волей-неволей придется говорить, что зритель будет 18+. Хотя я бы и школьников приводил. Когда в беседе не получается что-то для себя сформулировать, можно рассказать в театральной истории то, что тебе сейчас кажется важным. А, может, и совсем не важным — значит, об этом надо говорить в первую очередь.

Тайга.инфо: Как и кому пришла в голову идея этого спектакля?

— На лаборатории в новосибирском «Старом доме» мы познакомились с Юлей Чуриловой, директором «Первого театра», которая и предложила мне поставить спектакль в «Подземке». Мы обсудили с ней нюансы нетеатрального пространства и договорились, что приедем и начнем сочинять уже здесь. После этого я сразу привлек и драматурга, и композитора, и художника. До моего приезда Юля спрашивала: «А пьеса-то хоть есть?» Я говорил: «Ну, да». Хотя до сих пор ее нет. Точнее, мы приехали с большим текстом, который сейчас перерабатывается. Очень благодарен Юле за такую свободу и доверие.

Тайга.инфо: Вы ставили в Питере первый вербатим, сейчас ставите первый спектакль-променад в Новосибирске. Чувствуете себя новатором?

— Когда я только заканчивал СПбГАТИ, в Питер с лабораторией приехали драматурги Михаил Угаров, Юрий Клавдиев, Михаил Дурненков, и наш курс пригласили поучаствовать в постановке вербатима. Угаров предложил идею: Невский проспект против Ржевки. А Ржевка — это совсем окраины Петербурга. Меня назначили режиссером, мы ходили, собирали материал. Там режиссировать-то было особо нечего: взяли интервью, расшифровали, прочитали. Но мы сразу решили, что будем честны до конца: ничего не переделывали, правда, нескольких людей объединили в одного.

После того, как Угаров уехал, мы решили продолжить спектакль, назвали его «Адин». У нас он получился такой очень откровенный. Конечно, мы тут не новаторы: в Москве документальный театр существует уже давно. В Театре. doc, например, если у тебя есть материал, можно его рассказать как документ реального человека. Мы же помимо самого текста, воспроизводили и внешность, и голос. Решили, что если театр, то до конца, пытались рассмотреть героя со всех сторон.

Тайга.инфо: Вы в одном из интервью говорили, что любите, когда актеры «играют-наигрывают».

— Тут очень тонкая грань. Наоборот, самое страшное, когда человек начинает наигрывать: значит, у него что-то переклинило. В этом должен быть момент осознанности. Иногда я играю в своих спектаклях, и мне кажется, что я такой органичный, ничего не придумываю, просто читаю текст. Мне ребята потом говорят: «Ну ты наяривал, конечно, ого-го!»

Спектакль он всегда такой, каким рождается в данный момент. Сегодня на репетиции он был очень игровым, я радовался, а завтра, может, будет по-другому: начнем, например, текст с листа читать.

Тайга.инфо: Многие режиссеры считают Беккета очень сложным для постановок. Как решились на этот материал?

— Мы, наоборот, не решились ставить Беккета. И даже говорим об этом вначале спектакля. Кстати, я всегда мечтал поставить беккетовский «Конец игры». Там герои сидят под землей, а вокруг случился апокалипсис, иногда они выбираются посмотреть, что там, и видят пустоту. Но мы решили, что с именем этого драматурга больше ассоциируется пьеса «В ожидании Годо». А раз «В ожидании Годо», то черт с ним, тогда уж сами придумаем. Соответственно, у нас получилось совсем не по Беккету, но есть некоторые отсылки к нему. Не могу говорить, что на это сподвигли какие-то условия жизни. То, что меня окружает, как раз и наталкивает на мысль не делать Беккета, а сочинять свою историю. Мы в начале даем какую-то информацию из Википедии, почему эту пьеса у Беккета возникла.

Тайга.инфо: Беккета просто любят сравнивать с чеховским «Вишневым садом». «Время ожидания истекло» — это ситуация разлома, всеобщей скуки или что? Какая там проблема?

— Давай, тогда не про Беккета, а про нашу историю. В спектакле есть ощущение пустоты. А чем она вызвана? Сложно анализировать свои спектакли. Там такое ощущение «уже никому не верю, ничего не жду». Момент зависа, страшного и беспокойного. Поэтому мы и сделали спектакль-путешествие: от этого пути ты никуда не уйдешь, остается только следовать ему. Это либералы сваливают, а мы здесь работаем. Русский психологический театр (смеется).

Тайга.инфо: Во время прогона услышала, что ваши герои постоянно повторяли: «Я боюсь, значит, я жив и чего-то стою». А зрителю будет страшно?

— Мы немного в другом жанре работаем, поэтому не можем здесь не иронизировать. Кто-то из абсурдистов говорил, что когда бессмыслица ощущается уже на физическом уровне, и у нас пропадает контакт друг с другом, остается только смех.

А страх — он же вполне конкретная штука. Вот моему драматургу, например, каждую ночь снится Газманов и гладит его по голове, а он не может от этого избавиться. Очень буквально: мне снится Газманов, значит я жив, а значит, я чего-то стою, понимаешь? На самом деле, никто ничего не стоит, это просто патетические высказывания. А жанр не задает погружения в мрак и бездну, хоть мы об этом и говорим.

Тайга.инфо: В последней сцене все поют рождественскую песню, она все-таки должна обнадеживать или нет?

— Ну, конечно, делать-то уже нечего, поэтому мы возносим этот тупняк до божественного звучания. Сейчас мне предстоит встреча с музыкантами. А с актерами к финальной истории не притрагивались, они пока не знают, что там будет.

Тайга.инфо: Как быстро вы сработались с артистами? Те, кто будут сопровождать зрителя от эпизода к эпизоду, насколько я знаю, вообще не профессиональные актеры?

— У нас сопровождающие будут читать текст с листа, поэтому я не переживаю — как прочитают, так прочитают. Но я даже удивился, когда на пробы пришли очень солидные, интересные мужчины. Они просто замечательно все схватывают.

В пьесе «В ожидании Годо» главные герои Владимир и Эстрагон застыли во времени и все действие сидят на одном месте в ожидании некоего божества по имени Годо, встреча с которым, по их мнению, должна привнести в жизнь смысл. Мы взяли этих персонажей у Беккета, их как раз сыграют сопровождающие. Я только недавно понял, что в воображении они предстают такими дряхлыми стариками, а, на самом деле, Беккет в пьесе упоминает возраст Христа.

Владимир и Эстрагон в нашей истории превратились в такую функцию — как бы стоят на месте, но в то же время движутся со зрителем. Было бы забавно, если б зритель еще мог наблюдать, как они идут за следующей партией людей.

У нас и мальчик есть из Беккета, который сообщает, что Годо скоро придет. В этой постановке он тоже приносит не очень приятные вести героям. С остальными актерами получилось сработаться довольно быстро, поскольку роли у всех эпизодические. И мы до сих пор продолжаем привлекать людей, сейчас вот договорились с оперным певцом, который сыграет одного из персонажей.

Тайга.инфо: Вы уже ставили бродилки в Питере. Как люди на них реагируют вообще?

— Мы с драматургом Володей Антиповым принимали участие в спектакле «Маршрут старухи» по Хармсу. Место действия в нем — окраины Питера. Шли по реальным локациям, описанным Хармсом. Понятно, что на такие вещи зрители приходят, в основном, подготовленные, находящиеся в контексте. Наверное, когда идешь на спектакль Максима Диденко «Черный русский» за десять тысяч рублей, ты тоже в контексте. Я вот, например, никогда не посмотрю его спектакль. Но есть определенный слой людей, с которыми он работает.

Я сам постоянно говорю, что ничего не жду от премьеры, но все равно переживаю, как зритель все воспримет. На первый спектакль все равно придет человек подготовленный, хотя говорят, что в «Подземку» спускаются как раз абсолютно не театральные люди. Но так даже интереснее. В нашей истории не ставится каких-то сложных задач для зрителя. Понятно, что смотреть ее будут и те, кто сидят в кафешках в «Подземке», и те, кто там работает. Мы все оказываемся в одно время в одном пространстве. Значит, мы все одновременно — и зрители, и участники.