Новый спектакль Сергея Чехова в  новосибирском «Первом театре» по пьесе Дмитрия Богославского – по сути, настоящий тренинг для развития абстрактного мышления. 18+

…Четырех щенков (от собаки Гитлера по имени Блонди) закрыли в коробке полтора на полтора метра, кормят цианидом и ждут, когда же все они сдохнут. Но песьи дети никак не хотят уходить на тот свет. Может быть причина в том, что все они – суки, а женщины, говорят, куда жизнеспособней мужчин. Может, дело в том, что они – результат генетических опытов фашистов. Или это вообще никакие не щенки. И скорее всего, их даже не четыре. 

Драматург Дмитрий Богословский из Минска меланхолично крутит внимание зрителя как кубик Рубика – туда-сюда. Совершенно не заботясь о том, сложится ли мозаика в какой-то конкретный рисунок к финалу представления – куда станет анима, и куда анимус. Дело в том, что текст этот из породы постмодернистских экспериментов, где главенствует сугубо научный интерес естествоиспытателя. Из разряда – а что будет, если скрестить бульдога с носорогом? Вернее, что будет, если скрестить сферического коня в вакууме с котом Шредингера? 

Можно углубиться, конечно, в символику и вытащить на свет все семантические составляющие вот этих вот четырех главных героев (Дарья Тропезникова, Карина Мулева, Ксения Шагаевская, Алина Трусевич), которых сам автор, заботясь о том, чтобы зритель окончательно не свихнулся в процессе представления, называет всадниками Апокалипсиса. Но я этого не стану делать – иначе аттракцион будет испорчен. Ломайте голову сами, господа. Расщепляйте душу сами.

Помогать зрителю ломать голову будет «голос автора» в утрированно-фашистском костюме (Сергей Гуревич), и некий синий персонаж – в кресле-коляске и зеркальных очках, Людвиг (Андрей Мишустин). Которого, в отличие от обитателей бункера, совершенно не беспокоит собственное одиночество. Может быть, потому что он всегда знает, чем себя занять. 

По законам постмодернистского текста, в этом ящике Пандоры все является совсем не тем, чем кажется. Например, если вам вдруг примерещится, что мы говорим о лесбиянках, то это, в общем-то, правда. Правда, ровным счетом только до следующего поворота. Что там за поворотом – наверное, даже сам автор не в курсе. 

Центральная идея представления, впрочем, прослеживается весьма выпукло: дело в том, что человеку удобно существовать в формате некоторых рамок. У человека нет необходимости в истинной свободе. Вернее, все, что мы понимаем под свободой конкретного человека – скорее всего, опасно в целом для человечества. 

Самоограничение, с одной стороны, спасает жизнь цивилизации. А с другой – мешает ее развитию в нечто следующее. И что делать с этим жизненным парадоксом? – одному автору-«фашисту» известно. 

Сложный, но, в то же время, словесно универсальный текст Дмитрия Богуславского погружает читателя в пространство смыслов и философий, на два часа отключая ночник реального мира и сознание конкретного индивида. Временами вбрасывая в бессознательное бытовые ассоциации: вот так нелепо выглядят со стороны выборы и политика, вот такое страшное бывает какое угодно меньшинство, вот так происходит борьба за власть, а вот такие отвратительные формы принимает любовь и религия… Особенно если все это запереть в некую коробку «полтора на полтора». 

Перед актерами стоит та еще задачка – с одной стороны, попытаться удержать внимание зрителя на этой самой словесной «генной инженерии». С другой – не утонуть в ней самим. И у них это вполне себе получается, лихо и по-хулигански. Впрочем, не без участия в процессе Сергея Чехова (который уже давно поднаторел в решении такого рода текстов). 

Для достижения эффекта максимального погружения, пространство сцены не перегружено. Перед нами опять черная комната, вернее угол, вырванный из космоса и повисший между зрительными рядами. А где-то в глубине, где начинается театр, стоит вешалка с блестящими костюмами. В них в финале и облачатся те, которые гарантированно получат власть над этим миром. Там же стоят две розовых лошадки. Что означает розовый цвет в современной символике? #БожеХраниВикипедию. 

Грандиозной точкой спектакля станет финальная сцена, над музыкальным сопровождением которой потрудился, в том числе, Владимир Бочаров. 

…Сколько тысяч лет прошло, а человек не только не научился понимать окружающих людей, но даже самого себя. Да и зачем? У нас по привычке называют фашизмом то, что не нравится тебе конкретно. И попеременно все трясут кулачками, и выходят на площади, машут флагами, изображают жертв режима, и пр.и пр. И даже в пересечениях на заднике сцены лофта «Мельница» нам мерещится свастика. 

Людям тесно здесь, в этом «бункере полтора на полтора». Они мечтают размножиться и перевалить за стену. С другой стороны, сколько не вбрасывай в эту бездонную глотку цианида, не в коня корм: в одном месте погибнут десятки, в другом – отрастут тысячи. Имя им – легион. И невдомек содержимому бункера, что все они – единый организм. 
И только осознав себя, организм сможет выжить.

П.С. Впрочем, значение всего этого нам еще предстоит осмыслить.