Факты, чувства, выход вверх

2 — ЧУВСТВА

«Мультики». Михаил Елизаров.
«Первый театр» (Новосибирск).
Режиссер Георгий Сурков, художник Александра Новоселова.

В «Мультиках» Георгия Суркова с чувствами все сложно. У главного героя они настолько запутанные, что в конце концов даже непонятно, выведен ли в спектакле кошмар советского детства во плоти или плод больного воображения подростка, угодившего в передрягу.

Сюжет петляет и путается сам в себе — абсолютно намеренно. Жил-был мальчик Герман (Максим Кудрявцев), ходил в школу, носил отглаженный пионерский галстук. А потом как-то взял и подружился с веселой компанией, вернее, бандой начинающих решал. А потом — тоже «как-то» — оказался в детской комнате милиции, где ему в качестве воспитательной работы показали «мультики». Причем такие увлекательные, что финальной точкой истории становится кабинет врача неопределенной специальности, который диагностирует у Германа эпилепсию и объясняет, как и почему «мультики» (приступ) могут вернуться.

Такова реалистичная трактовка истории — и спектакль делает все, чтобы заставить в ней сомневаться. В глубине площадки — потрепанная и подгнившая сцена условного советского ДК. Кулисы вырвиглазно-жизнерадостной расцветки, на полу перед сценой валяются окровавленные части манекенов и стоят детсадовские стульчики. Несколько раз выкатываются две песочницы — именно на них, например, выезжает новоявленная банда.

Стилизация под мрачный цирк. Доведенный до гротеска героиновый шик клоунесс — девушек из банды, трюки силачей и акробатов — молодых решал из той же банды, «мертвенькие» неврастеники-родители и главный босс — переодетый в малиновый костюм клоун из фильма «Оно» в лице Разума Аркадьевича (Юлия Шабайкина).

Не рефлексия на тему исторического прошлого, но мифотворчество: недаром главным саундтреком происходящего становятся не советские песни для детей (хотя и они тоже есть), а «Страшная сказка» IC3PEAK. И дело не столько в повторяющемся «мое имя — твой страх», сколько в холодной отстраненности голоса и студийной техничности звука.

Волна отстранения расходится по всему спектаклю. Актеры только примеряют роли, а не вживаются в них. Все на грани, мороз по коже и нервный смех возникают одновременно. Никто не занимается разматыванием психологии — экспрессии хватает от одного называния событий. При этом ролевое существование Разума, который в качестве воспитательной работы показывает Герману те самые «мультики», как будто бы сложнее.

Положа руку с пальцами-щупальцами на плечо Герману, добрый дядя из миров Стивена Кинга рассказывает мальчику историю своего волшебного «прозрения». Разум, в миру Алешка, ребенком был не в фаворе у нравившейся ему девочки — как сам он рассказывает, из-за хромоты. Одноклассники его тоже не любили — настолько, что один из них чуть ли не на зло сам стал встречаться с той девочкой.

Юный Разум читал занимательные книжки, среди которых по случайности оказался анатомический атлас. Вскоре Алешка зазвал ухажера своей возлюбленной на заброшенный стекольный завод смотреть увлекательные картинки из этого атласа — труп одноклассника, тщательно препарированный любопытным Разумом, нашли не сразу. Труп неразделенной любви обнаружить было проще. Запутавшийся ребенок (как сам себя называет Разум) вырезал половые органы девушки и унес с собой чуть ли не прямиком в милицию. Зато потом он прозрел и сам стал заниматься воспитательной работой с такими же запутавшимися детьми.

Свою историю Разум разыгрывает на сцене ДК, привлекая статистов, кукольно иллюстрирующих рассказываемое, пока Герман замер на детском стульчике на авансцене. На ту же площадку ДК, закиданную окровавленными обломками манекенов, войдет в финале Врач (Захар Дворжецкий). И будет казаться, что это сознание Германа, в кровище и трупах которого опытный психиатр ориентируется быстро и с характерным (немного пугающим) спокойствием. Хотя и фигура Врача неоднозначна. Сам он вышел, кажется, из того же цирка, просто образ у него другой. Набеленное лицо, смирительная рубашка, глуховатый голос, медленность движений.

«Нормальным» во всей этой компании выглядит только Герман — ни грима, ни циркового костюма, и в целом спокойная манера поведения. И именно от Германа мы узнаем о том, что и некоторым другим участникам банды Разум показал свои «мультики».

Спектакль заканчивается снятием масок: актеры уже вне ролей дорассказывают истории своих персонажей. Ход еще раз делает акцент на дистанцию между героями и их исполнителями — что, в общем, не кажется таким уж необходимым. Сворачивая все сюжетные линии, спектакль оставляет принципиальную двойственность: сведения противоречат друг другу, было ли все это на самом деле или только пригрезилось Герману — вопрос.

«Мультики» населены ночными кошмарами, и кажется, что продуцирует их одно сознание. Наконец, не потому ли Максим Кудрявцев не играет чувств Германа от рассказа Разума, что вся окружающая (не)реальность порождена этими самыми чувствами?