«Три столетних старухи, которых играют молодые девочки»: «Первый театр» в Новосибирске закрывает сезон спектаклем-фантасмагорией «Марьино поле»
Премьерный спектакль «Первого театра», которым для него закроется 13-й театральный сезон, можно будет увидеть 29 и 30 июня на сцене бывшего театрального клуба «ПУЛя».
Пьеса Олега Богаева «Марьино поле» – о трёх женщинах, которые спустя 60 лет после Победы, оседлав корову, отправляются встречать мужей на далёкий вокзал. Это и фантасмагория, и мистификация, и даже road movie, но режиссёр нового спектакля по этой пьесе Павел Южаков назвал его «мистической комедией» и поделился с Сиб.фм своими мыслями о нём.
– Почему вы закрываете театральный сезон именно премьерой «Марьино поле»?
Этот спектакль возник как студенческий проект, и мы долго думали о целесообразности и возможности его переноса в театр. Я хотел этого всегда, потому что спектакль, та заявка, которую мы со студентами делали, как мне кажется, получилась. У нас появилось много новых артистов, изменились некоторые ходы, но общая концепция осталась той же. Тем, кто видел этот спектакль, будет интересно посмотреть его снова. Вопрос был лишь в графике, где мы сможем воткнуться, потому что график театр составляет заранее. Место нашлось вот сейчас, хотя могли бы поставить его к 9 мая. Потому что мало серьёзных проектов для 9 мая, у нас в основном дети бегают в военной одежде и на машины клеят «можем повторить». Это тема избитая, о ней много кто говорил. Но одно дело говорить, а другое – предлагать альтернативные варианты. Потому все, кто занимаются профессиональным искусством, должны находить те ходы, которые бы знакомили с ужасами войны так, чтобы этого никогда не повторилось. Нужно чтобы они шли путём не праздника Победы, а воспоминаний о том, как было плохо нашим дедам и прадедам и насколько это было тяжело, какие выводы мы сделали из этого. И уж точно это не выводы, что мы самые крутые. Здесь в войне нет победителей, и спектакль хорошо это отражает: победителей нет, есть только проигравшие. Поэтому мы всё-таки взяли эту пьесу.
– А что конкретно для вас «Марьино поле»?
– Это пространство времени, пространство прошлого, которое сопряжено с настоящим и даже с будущим. Нельзя ничего предугадать про будущее и даже понять про сегодняшний день, не понимая историю, не понимая прошлое, не проанализировав какие положительные, какие отрицательные моменты дала история. Сейчас хотелось бы поговорить о том, как история по-разному транслируется. Например, вышел фильм про Зою Космодемьянскую. Я в своё время, в детстве и даже в юности, будучи пионером, воспитывался с однозначной позиции, почему Зоя совершает эти геройские поступки – ради большой великой идеи, которая была тогда в стране. Сейчас её нет, хотя руководство пытается её найти. Как и в любой капиталистической стране вся эта идея сводится к личностному обогащению и личностному счастью, отсюда и возникает коррупция и плохие дороги. А всё остальное – большая великая страна Россия – это лозунги, которые не очень работают. У нас всё время пытаются найти виноватых. Сейчас во всём виноваты СМИ и те, кто составляют альтернативу в демократическом обществе. Они все стали западными агентами, которые хотят всё испортить. Но это по меньшей мере глупо, а по большей – страшно. Мы, взяв всё плохое от СССР и от капиталистического общества, пытаемся построить что-то хорошее. Это абсурд. И спектакль во многом об этом.
– А как это работает в спектакле?
– Раскрою секрет: у нас в спектакле три столетних старухи, которых играют молодые девочки, но не надо этого пугаться, они умеют играть старость, они в процессе пути молодеют. Старухи живут в деревне, которая вымерла, в ней ничего нет. Это символизирует внутреннюю пустоту, пустоту идеи. И непонятно, чем заполнить эту внутреннюю пустоту, которая есть в «Марьином поле». Они заполняют её памятью о своих не вернувшихся мужьях. Никто никогда не сможет вернуться, и мы не можем переделать историю, но вот эти бабки усилием воли одной из них начинают верить в этот мир, в то, что счастье возможно, что возможно вернуть прошлое, этой идеей они живут, к ней они стремятся. И за счёт этой идеи и стремления они в итоге молодеют, круг замыкается. Смерть даёт им ещё сто лет для того, чтобы они прожили этот путь, и, возможно, тогда что-то получится. Человек же живёт пока верит: в бога он верит, в религию или коммунизм, вечное счастье капитализма. Конечный итог вечного счастья несбыточен, но каким путём ты идёшь, какие у тебя идеалы – вот это и есть содержание жизни, которую мы проживаем. И спектакль призван напомнить как молодым, так и взрослым, что в процессе достижения мечт, какими бы они ни были, у тебя наступит молодость души и вечное счастье.
– Пьеса написана 17 лет назад. Тогда она была очень злободневна, сейчас эта злободневность в ней осталась?
– Эта пьеса была написана в 2004 году вне времени. Я думаю она будет злободневна и через 20, и через 30 лет. Потому что страсти человеческие не меняются. Там же нет новой трактовки войны, как сейчас очень модно. Например, теперь мы трактуем СССР и Зою Космодемьянскую с точки зрения Иисуса Христа и веры в бога. Чушь собачья. Не было бога, бог был коммунизмом, коллективным счастьем. И трактовать через Библию поступки Зои Космодемьянской, особенно когда это идёт от бывшего министра культуры – преступно для будущего поколения. Мы в спектакле не стараемся переиначить историю и взглянуть на неё по-другому. Эта пьеса хороша тем, что она смотрит на прошлое из современности, не относясь к этим событиям, не переиначивая их, а пытаясь понять, зачем и что главное в этом. Спектакль-то про любовь, про веру, про ожидание счастья, про невозможность жить без веры в светлое будущее.
– А этого счастья можно как-то достигнуть?
– Достигнуть нет, но идти по направлению к нему – да. Когда ты идёшь к такой цели, то автоматически становится лучше, добрее, терпимее. Не потому что тебе запретили законом, не потому что тебе сказали, что так надо. Силой нельзя человека заставить быть счастливым. А у нас последнее время пытаются.
– В «Войне и мире» Толстого человек сознательно живёт для себя, а бессознательно служит оружием для достижения исторических, общественных целей. Здесь это так же работает?
– Роман Толстого – это же эпопея, там столько тем, столько жизней. Здесь, конечно, более узкая тема, но она не менее вертикальна. Потому что на примере этих трёх бабок, которые все свои жизни отдали за веру в коммунизм, видно всё. С чем они остались? Ни с чем. Конечно, это больно. И эта боль сидит во мне. Все в моей семье были коммунистами. Меня воспитывали на этих постулатах. Но куда это всё пропало, почему? Это же щемящая боль – смотреть на бабушек, которые прожили жизнь, а у них нет ничего. Это ужасно, это назидание нам всем. Это всё для того, чтобы у молодых людей была возможность смотреть на исторические события с разных сторон, чтобы человек начинал думать. Чтобы человек выходил после спектакля и он у него начинал работать. Тогда человек перестает быть толпой и становится народом.
– А чего ждать от спектакля визуально?
Павел Южаков: Чуда. Того, что в жизни точно не может быть: ожившие статуи, памятники, Гитлера-чёрта, несколько десятков локаций, которые пронесутся в воображении зрителей.
Николай Чернышев (художник): Сложность пьесы в том, что, по сути, это мультик. И перенести все эти действия на сцену очень трудно. Персонажи выходят из ниоткуда и в никуда уходят.
Павел Южаков: Фантасмагория. Но я думаю, мы будем убедительны в этом.
