Магия сцены слабее магии слова
"Первый театр" напомнил зрителям, что тщеславные женщины, глупые правители и честолюбивые злодеи – вещи, увы, совместные.
"Первый театр" представил главную премьеру сезона – трагикомедию "…Забыть Герострата!" в режиссерской интерпретации Павла Южакова. Политический бестселлер Григория Горина самая юная труппа города разыграла по-взрослому: оставив облюбованные юмористические дали, махнула точно на зиккурат философской притчи. Оказалось, в святилище провидческих текстов не так уж и плохо, однако к серьезному ритуалу не мешало бы подготовиться – барабанного боя и сдвинутых бровей явно недостаточно.
Предпочтя однажды "чистое искусство" злободневности, театральный Новосибирск в нынешнем сезоне не перестает удивлять. Что ни тема, то проблема. Что ни глосса, то скандал. Что ни текст, то прямое попадание в нерв времени. Что ни постановка, то удар под дых. Артикулировавший самый страшный камбэк столетия "Довлатов. Анекдоты", возвестившие конец свободе "Элементарные частицы", запечатлевшие клиническую симптоматику "Песни о Родине", разворошивший осиное гнездо "Тангейзер", зазвонивший в колокол, вернее, в колокольчик "Король Матиуш". "…Забыть Герострата!" – продолжение разговора «о Родине и о себе», попытка дистиллировать эпоху, рассмотреть под театральным микроскопом сухой остаток и обнаружить там очередную мутацию homo, возможно, даже sapiens.
И в этом ракурсе текст Горина – достойный, знаковый, умный выбор: и по сути, и по правде, и не на рожон. Просто удивительно, насколько актуальны поднятые драматургом темы, насколько жизненны образы, насколько узнаваемы, считываемы, буквально телепортируемы в сегодняшнюю действительность сцены, насколько уместны в режиме пульсирующей паранойи исторические одежды. Если бы новосибирской интерпретации пьесы в марте 2015 года не случилось, ее непременно надо было бы выдумать.
ИМЕЕТСЯ у "…Забыть Герострата!" и узкий контекст. Команда "Первого театра" и главный режиссер Павел Южаков давно и остро нуждались в программной пьесе. На этапе становления театра реноме команды составило «Доходное место» Островского: честный, меткий, хлесткий, художественно зрелый спектакль, посуливший «Первачам» долгую и счастливую жизнь в искусстве. Необходимо было закрепить успех и оправдать возложенные надежды. За четыре следующих четыре сезона равноценной постановки не сложилось.
Молодой театр работал, участвовал, ездил, играл, ставил, реализовывал – много и часто, порой небрежно и без разбору, будто черновик писал, порой честь по чести, но феерического скачка, стремительного набора веса и профессионального роста не происходило. Поэтому воплощение текста Григория Израилевича ждали с особым нетерпением – как «золотой дубль» к апокалиптическим откровениям Александра Николаевича. Тем более что режиссер спектакля обещал умерить свой юмористический пыл и призывал потенциального зрителя к серьезному философскому разговору.
Разверзнуть глубины Павлу Валентиновичу действительно удается. Буквально с первой минуты атмосфера сгущается и страшной немигающей тучей нависает над грядущим действом. Гнетет наглухо застегнутый занавес. Не сулит ничего хорошего музыкальный апофеоз. На авансцену выходит печально-суровый, как революционер-народник, Человек театра (Илья Музыко), наш современник, судя по кожаной куртке и очкам в модной пластиковой оправе. Его задача не только связать историю с современностью и вовремя выстрелить, как полагается всякому присутствующему на подмостках ружью, но и убедить всех в мировой значимости показанных событий. А события разыграются нешуточные. Разоренный рыночный торговец Герострат (Егор Овечкин) в одну ночь сожжет седьмое чудо света – величественный храм Артемиды, который жители древнего Эфеса строили 120 лет и еще век превозносили вместе с паломниками. Совершит исторический акт вандализма горе-коммерсант исключительно во имя собственного бессмертия: недалекий, неудачливый, униженный, отвергнутый всеми Герострат жаждет увековечить свое имя, остаться в памяти потомков. Казалось бы, что может быть глупее? Ан нет, эфесский пироман постиг своих соплеменников и не преминет воспользоваться самыми низкими из их желаний и устремлений.
Реалии горинской пьесы на сцене воссоздают художник по костюмам Олеся Беселия и сценограф Николай Чернышев. Облачение персонажей решено довольно предсказуемо: капля безумства, несколько цветовых пятен и активное сочленение времен – прошлое в настоящем. Хитоны, тоги, сандалии, накидки, плащи трансформировались и обрели новую жизнь. Одни оказались вполне уместны и даже остроумны, как, например, изукрашенный шипами и острыми пиками а-ля статуя Свободы наряд тюремщика, приобретенный по случаю получения незаконных барышей. Другие откровенно безвкусны и неудачны – чтобы так невыгодно подчеркнуть фигуры молодых артисток, надо постараться. В памяти, впрочем, остался только чудный белый плащ в пол грубой, крупной вязки, в котором щеголял сатрап Тиссаферон (Олег Майборода, театр "Красный факел") – такой же бесформенный и мягкий, как и его незадачливый владелец. Плюшевый тиран, которому капусту бы садить, а не возводить государственность, да поди ж ты!
Совсем другой коленкор с убранством сцены. Здесь нужно воздать должное постоянному соавтору Павла Южакова. Николай Чернышев не только умеет заглянуть вглубь текста и уловить самую суть, он знает, как перевести нутро пьесы на язык современной сценографии и вживить его в "тело" режиссерской концепции без шрамов и рубцов. Да так, чтобы спектаклю не было тесно, чтобы постановка могла набирать, а замысел – расти. Пригодилось и еще одно замечательное умение художника – делать всякие подмостки театральными. За годы своего существования "Первый театр" сменил немало адресов, и сцены молодой труппе доставались не самые приспособленные к тонким материям. Площадка ДК «Строитель» – одно из, казалось бы, непреодолимых испытаний для камерного коллектива. И работа Чернышева в "…Забыть Герострата!" позволяет просто не замечать страшного сценического каньона, в котором можно делать все что угодно, но только не спектакли.
Для всех актов художник создает единый тон, драпируя сцену серой материей. Геометрия крыла массивных выгородок позволяет световых дел мастеру (Василий Филипчук) играть с тенями, ракурсами и проекциями, а заодно открывает глубокую перспективу, которой в свою очередь пользуется режиссер притчи. Исторически конкретное место действия Чернышев воплощать отказывается. Визуальное решение стоит ближе к авангарду, открывая простор для яркой театральной условности. На сцене сплошь функционально играющие помосты, крепления и конструкции. Полые металлические кубы герои перетаскивают, разбирают и складывают, пока в центре не образуется высоченная башня. Остов сожженного храма превратится в вавилонский зиккурат, на вершину которого вскарабкается его величество Герострат. Родоначальник вселенского зла. Жалкий и никчемный человечишка, что породил страшнейшую философию: "Делай что хочешь, богов не боясь и с людьми не считаясь!" Древний лавочник, открывший ящик Пандоры. Что сила богов перед наглостью человеческой? Что мировой порядок перед глупостью и тщеславием? Из какого мелкого сора произрастает великое зло? Как оно зарождается и распространяется? Как легко проникает в умы и души? Какими жертвами искореняется, если искореняется вообще?
В спектакле "Первого театра" заглавную роль исполняет Егор Овечкин – местный мастер-создатель "маленького человека". В активе артиста сонм несчастных, обреченных на пьянство и нищету, душевно убогих и психически калечных. Однако Герострат по сравнению с прежними образами – птица высокого полета. Образ сложный, динамичный. Герострат постоянно и стремительно меняется и сам точно не знает, кем он будет буквально через минуту: жалкий – дерзкий – мерзкий – страшный – беспомощный – опасный – искушающий – сладкоголосый – грубый – опустошенный – загадочный – примитивный – гениальный – безликий – откровенный – замкнутый. Продолжать можно бесконечно. Пользуясь природной органикой, Егор Овечкин исправно лепит свою легенду, но за рамки уже освоенного в предыдущих ролях не выходит.
Спектакль "Первого театра" вообще не богат актерскими открытиями, хотя с поставленными режиссером задачами ансамбль справляется. Дарья Зырянова густо и жирно рисует тщеславную красавицу, которая всегда и во всем привыкла быть первой и, равно Герострату, не остановится ни перед чем. Занимательно истерит и страдает от возложенного на него бремени Майборода-Тиссаферон. Артем Находкин в роли архонта Клеона скрупулезно выводит Понтия Пилата. Массовка поет осанну кумирам, наматывает многозначительные круги, ходит строем, составляет хореографические фигуры и с готовностью встает под любые знамена. Отдельные сценические персонажи, правда, убивают невероятной сценической плоскостью, пошлостью, топорностью работы, но ближе к финалу к этому привыкаешь. Как и к тому, что текст Горина превосходит сценическую трактовку. Совпадение с реалиями сегодняшнего дня настолько очевидны, что захватывает дух. Когда правитель разрывается между законом и религией – зал смеется. Когда он делает выбор против народа, зато в пользу своей левой ноги – зрители начинают перешептываться. Когда сильные мира сего топят истину в крови, когда зло остается безнаказанным, бессилие окутывает публику, точно вата. Но за всеми этими откровениями стоит автор. На сцене режиссер идейно не довершает литературный текст. И буква проглатывает интерпретатора. Павел Южаков выдумывает много чего: нагоняет страстей, хмурит брови, надувает щеки, наполняет действо примочками и приемами, устремляется к авангарду, перепрыгивает на классику жанра, бросается к привычным юмористическим коленцам, грозит пальцем, пророчествует, накаляет, обостряет, углубляет, но магия его сцены оказывается слабее магии слова, которое артисты "Первого" пока не могут произнести естественно и чисто.
