Если уж ставить комедию положений Майкла Фрейна "Шум за сценой", то так, чтобы было гомерически смешно.  Причем не только в репризах, а с начала действа и до финала. Тем более рядовой зритель идет в театр исключительно затем, чтобы развлечься, так что спектакль обязан быть смешным по умолчанию, и без этого вашего, как его, подтекста. Для чего и  существует антреприза, наладившая поточное производство кассовых комедий. Там не требуется особых интеллектуальных затрат ни от актеров, ни от зрителей.

Однако "Шум за сценой" для антрепризного проекта не годится. Он предполагает стремительный ритм, высокую  актерскую технику, математически выстроенный рисунок мизансцен, легкость необыкновенную. Плюс интеллектуальную ироничность. Пьеса Майкла Фрейна о театре в театре, написанная в форме откровенного балаганного фарса, удостоилась в 1984 году премии Лоуренса Оливье в номинации "Лучшая новая комедия" и в 1986-м – нью-йоркской премии критиков как лучшая иностранная пьеса. Ее ставили на Бродвее, в Уэст-Энде, Лондоне, затем в России. Ровно 20 лет назад Владимир Петров осуществил постановку в н-ском "Красном факеле", и с тех пор ничего смешнее на театре не случалось. Тягаться с этим шедевром мог разве что "Номер 13" МХТ в режиссуре Владимира Машкова, показанный в н-ске на одном из рождественских фестивалей искусств.  И вот за коварный материал берется худрук новосибирского театра-студии "Первый театр" Павел Южаков. Он выпускает премьеру аккурат к международному Дню театра.

Вместо дифирамбов величайшей профессии первачи предпочли высмеять и антрепризу, и гастрольный чес, и себя самое в этой свистопляске, и замеченных в халтурке коллег из других театров, и всю суетную актерскую кухню, и весь закулисный быт в целом.  А заодно и зрителя, который "до постдраматических штучек не дотягивает". Ирония и самоирония – конек "Первого театра" с самого его основания.

Сюжет о театре в театре ложится сюда идеально. Тайные свидания, эротические ужимки,  женская ревность, мужские проблемы, поиск спальни для любовных утех  – все это составляет основу дурацкой пьесы про любовь и сардины, которую репетируют провинциальные актеры.  У них самих хитросплетения еще запутаннее – беспрестанно выясняют рабочие и личные отношения, все на нервах, перманентная депрессия, сплошной психоз, как и полагается творческому человеку.  Тяжела и неказиста…

В первом акте мы видим сцену, где происходит генеральная репетиция спектакля "Любовь и сардины", лицом к лицу. Во втором обнажается изнанка сцены, ее оборотная сторона, ее подноготная, то есть святая святых – закулисье.  И оказывается,  ничего святого там нет. Если вам казалось, что актеры ловят вдохновение и молятся перед выходом, то идите, поспите. Авось они такими и явятся вам во сне. Но на спектакле уснуть не дадут, особенно во втором акте, где абсурд абсурдыч достигает апогея.

Тут уж зал веселится от души, стены сотрясаются от хохота, но текст не заглушают, потому что текста как такового уже и нет. Вернее, текст играемой пьески про сардины идет фоном где-то на периферии, отгороженной декорацией, а на первом плане – кулисы, и персонажи изъясняются, так сказать, языком мимики и жестов.  Из обрывков фраз и рваных лоскутков сплетается стремительное действо, где каждый на своем месте, как шахматная фигура на доске. Шум за сценой обращается в дым коромыслом:  недоразумения громоздятся друг на друга, интриги сплетаются в тесный клубок, сплетни превращаются в реальность, реальность распадается на сплетни. Одна беременна, другая в обмороке, третьего рвут на части. Носятся с цветами, топорами, коробками, сардинами, прыгают то без штанов, то в простынях, теряют реквизит, вываливаются из дверей, хватаются за голову, гоняются друг за другом, падают в объятья, падают на пол, падают без сил, ползают в поисках выпавших линз, ползают с бутылкой виски, просто ползают, вскакивают, бегут в зал, носятся кругами, валятся на диван и приводят ослабевшего режиссера в чувство, обнажая свою нежную, беззащитную, измученную непониманием и тяготеющую таки к высокому искусству актерскую душу.

Сложно сказать, кому эта постановка понравится больше  – неискушенному зрителю, которому сладко заглянуть в личную жизнь актеров, или заядлому театралу, легко считывающему намеки на здесь и сейчас. "Первый театр" ловко адаптировал британскую пьесу к сибирским реалиям, и получилась история не о проклятых буржуях, а о звездах местного розлива. Оставив труднозапоминаемые английские имена персонажей, коих репетируют актеры, самих актеров назвали Полей, Лилей, Тимофеем, Авдотьей Николавной, а среди населенных пунктов фигурируют Барнаул, Омск и Баган. И, что самое невероятное, вдруг начинаешь узнавать в исполнителях пародируемых ими коллег из других театров с их характерными интонациями, штампами и пластикой. Отчетливее всего прочитывается любимец дам Максим Битюков у Ильи Шабельникова – бывший краснофакелец, ныне москвич.  В какой-то момент начинает казаться, что Битюков инкогнито приехал в Новосибирск, чтобы тряхнуть стариной. В свое время он был основателем и душой антрепризы, с которой так остроумно расправляется "Первый театр". 

Что на это скажешь? Придется глубокомысленно повторить вслед за персонажами: "Когда вокруг бред и туман, нет ничего лучше тарелки сардин"! И бутылки виски в придачу, которую им, бедным, никак не удается распить в спокойной обстановке. С профессиональным праздником, дорогой театр – пока ты не утратил самоиронию, ты интересен!