Один в поле – воин, если зрители неподалеку
Представьте, что станет с театром и кино, если вдруг на смену актерам придут голограммы – что, впрочем, практикуется уже сегодня. Моноспектакль – как раз тот жанр, который способен доказать: живую актерскую игру не в состоянии заменить никакие компьютерные технологии .
Первое, что всплывает в сознании людей при слове "моно-спектакль", – это голая сцена и утомительно длинные монологи ОДНОГО (о ужас!) человека (если, конечно, этот человек не Меньшиков, не Фрейндлих, не Уварова и не Гришковец). А уж если под фантиком "моноспектакль" предлагают литературно-музыкальные вечера с декламацией стихов, то зрителя уж точно никакими коврижками в театр не заманишь.
Столица Сибири в этом отношении тоже не была исключением. Пока не появился театр одного актера в лице молодого, но знающего, ЧТО сказать людям со сцены, Артема Находкина. С его спектаклями "Я фильм "Ирония судьбы, или С легким паром" от начала до конца ни разу не видел" и "Армандир" жанр моноспектакля в Новосибирске стал полноценным, заиграл новыми красками, если не сказать, родился вообще.
И, похоже, не зря, ведь на днях Артем уже блистал со своим творением на сцене Восьмого международного фестиваля моноспектаклей "Монокль" в Санкт-Петербурге, открывшего в свое время и Евгения Гришковца, и Алексея Девотченко.
Правда, несмотря на незаурядный образ Мухи (главное действующее лицо "Армандира") и актуальность, жизненность самого спектак-ля, сибиряк награды не получил. Зато Новосибирск показал северной столице и ее гостям, что отныне может составить конкуренцию и в жанре моноспектакля.
Моноспектакль кажется особенно ценным, если артист является еще и автором сценария, причем не просто созданного на основе уже готовых произведений, а являющего собой оригинальную задумку, с интересной подачей и неожиданными повествовательными ходами.
Спектакль "Я фильм "Ирония судьбы, или с легким паром" от начала до конца ни разу не видел" интригует уже самим названием. Тоже верный ход: вначале надо привлечь зрителя, приучить его к новому виду искусства.
И вот он, глядя на предваряющую спектакль анимацию, пытается найти там отголоски любимой новогодней комедии. Человечек взбирается по лестнице, звонит в дверь, кто-то стреляет в кого-то из пейнтбольного пистолета. Вы подумаете, что это Женя Лукашин гонит отвергнутого жениха Ипполита? Отнюдь. Будущего героя повествования просто мерзко убивают в ходе ограбления квартиры. А дальше начинается его исповедь, исповедь обыкновенного паренька из ГПТУ, который так и не успел сказать своей девушке заветных три слова. И как он многое в жизни еще не успел сделать! "Я фильм "Ирония судьбы, или С легким паром" от начала до конца ни разу не видел!" – сетует герой. Но даже на небесах он не может преодолеть свой страх перед жизнью. Вот намеревается присниться своей девушке Маше, чтобы все ей рассказать. Но в ходе длительных размышлений и взвешиваний приходит к выводу, что надо присниться ее подруге – у той, мол, нервы покрепче. И так во всем. Мечтает о великом, а сам не в состоянии подняться с постели раньше восьми утра. И недаром спектакль имеет именно то название, которое он имеет. Фильм не посмотрел – вот о чем жалеет герой, вот в чем его жизненные ценности: в мещанском благополучии. "В мире столько жестокости", – звучит его же реплика. При этом люди сами обижают друг друга по пустякам, причем не видя за собой никакой вины.
Конечно, моноспектакль не был бы произведением искусства, если бы представлял одно лишь морализаторство. Здесь – и интересный комический прием несоответствия – высокого стиля мелкой ситуации, и совершенно неожиданные поэтические вкрапления (то, что герою не удается выразить словами, автор делает посредством то щетинистых, то нежных строк Арсения Тарковского), и просто интересные смешные истории из воспоминаний по ушедшей жизни.
Второй подобный авторский спектакль Находкина – "Армандир" – интересен уже самим образом героя-повествователя. Это Муха, или Мух – некое бесполое существо, перед чьим взором проходят человеческие судьбы. Сам автор называет свои спектакли "намеками ситуаций", которые то и дело происходят в жизни каждого, "неким очищенным концентратом", ведь рассказать обо всем в рамках одного часа все равно невозможно.
Все тот же прием несоответствия на протяжении всего спектакля отсылает нас к рассказам Зощенко, традицию которого, безусловно, впитал автор. "А то вот раз так сказал громко, и меня за разглашение траванули". Или: "Я не могу сейчас сказать так, как он сказал, потому что я – культурный". А вот еще: "Страшно, конечно, свое творчество так раз – и в народ!"
Метко составленные фразы держат зрителя в постоянном внимании, ведь рассмешить, действительно, труднее, чем разжалобить, как написала наша газета пару лет назад. А когда артиста моноспектакля интересно слушать, то есть вероятность, что зритель придет еще и еще раз. И совсем не обязательно быть грандом сцены. Так, Артем Находкин всего три года как закончил театральный институт, работает, в общем-то, не в маститом театре (театре-студии "Первый театр"), который, однако, всегда приветствует эксперименты на своей сцене. И свой первый спектакль Артем сделал, по его признанию "ЧС", из-за страха – ведь молодого артиста публика, как правило, не считает достойным что-либо вещать со сцены ОДНОМУ. Пришлось преодолеть этот страх, перешагнуть, так сказать, через свою молодость.
Остаться один на один со зрителем – это некий тренинг для артиста, проверка силы своего таланта, мощи своей проекции на людей. Не удержишь их внимания – грош тебе цена. Примерно такой способ "узнавания" собственной востребованности используют артисты уличных театров.
– Артем, вот вы вернулись с международного фестиваля. Какие сегодня тенденции наблюдаются в процессе развития жанра моноспектакля в России?
– К сожалению, на фестивале удалось посмотреть только один спектакль – кишиневского театра, посвященный жизни Вертинского. Что же до жанра моноспектакля вообще, то до этого видел только "Как я съел собаку" Гришковца – для меня это был культурный шок, некий пинок. Я подумал: ох-ты! И так можно? Человек выходит на сцену, два часа держит публику и рассказывает понятным всем языком, попадая при этом сто процентов! Ведь у каждого, скажем, было в детстве то же самое, о чем он говорит.
И еще кроме этого посмотрел свой спектакль на видео (смеется). Так что полного впечатления у меня сложиться точно не может. Но какие могут быть тенденции? Самое главное, чтобы было честно и правдиво – это должно быть живое искусство, ведь общение со зрителем происходит один на один. А вообще сейчас в театре такой симбиоз идет – там могут и анимацию добавить, и дыма напустить…
– Но вот это, наверно, тенденция и есть. А как вы сами дозрели до жанра моноспектакля?
– Захотел разбить стереотип. Люди ж ведь как думают: фи, моноспектакль: декораций нет, один человек на сцене! Что он мне расскажет? Сейчас же главное – визуальные эффекты. Вот и решил доказать, что моноспектакль тоже может быть интересен и что там многое можно увидеть. Там тоже есть эффекты – когда начинаешь путешест-вовать по разным странам, городам вместе со зрителями, фантазировать с ними (Артем имеет в виду сцену, когда Мух показывает театр теней, создавая из скомканных бумажек египетские пирамиды, каменные изваяния на острове Пасхи или трудно досягаемую Джомолунгму – "ЧС"). Это не актер ходит по сцене и показывает себя эдаким бенефициантом: хожу, мол, заслуженно по сцене и рассказываю. А мы все вместе со зрителями сочиняем какую-то историю.
– А зрители-то каким образом принимают участие в ваших спектаклях?
– Происходит взаимодействие: глаз в глаз: когда начинаешь общаться, даже задаешь вопросы и когда тебе отвечают на эти вопросы. Могут сказать словом, могут махнуть головой. Мы находимся постоянно в живом общении – то есть я не отпускаю зрителя. Всегда общаешься с КАЖДЫМ: этому сказал, тому сказал – со ВСЕМИ поговорил.
– Допускаете и импровизацию – при готовом-то сценарии?
– Я вообще любитель импровизации. Поэтому и рассказываю по-разному. Могу даже изменить концовку спектакля. Спектакль меняется каждый раз от моего внутреннего мироощущения, настроения. Если я расстроен – то могу Муху убить. А бывает – делаю многоточие: за кулисами слышно жужжание – намек, что выкарабкалась в очередной раз.
Ну а когда что-то случается во время спектакля, или звонит в зале у кого телефон, или кто-то тебе со сцены бросает какую-то реплику – то КАЖДЫЙ актер должен быть готов к этому, и не просто спокойно это принимать, но и преобразовывать во что-то. Не делать вид, что ничего не произошло. Настоящему артисту такие казусы даже должны быть на руку.
Именно в жанре моноспектакля нельзя существовать формально. Нельзя вспоминать текст, нельзя ходить по определенным точкам – потому что ты здесь один и как бы под увеличительным стеклом. Нельзя врать – только быть честным, откровенным. Если ты соврешь – это все почувствуют. А ты должен быть настоящим.
– Реакция зрителей как-то влияет на построение сценария в моноспектакле?
– Конечно! Искусство ведь не для того, чтобы себя порадовать – в конце концов, я мог бы спокойненько насочинять себе дома что угодно. Для меня важно, чтобы мысль, которую я транслирую, долетела до зрителя (хотя, конечно, у каждого возникает своя образность, и это хорошо, что каждый понимает спектакль по-своему). И, естественно, я смотрю на реакцию зрителей: где я попал, а где был неточен, потом чищу сценарий. Вообще, спектакль начинает жить, как правило, только через 5 – 7 показов.
– Существуют ли какие-то законы построения сценария именно для моноспектакля – чтобы не утомлять слушателя: где-то музыку вовремя пустить, где-то монологи подрезать?
– У меня есть один фильтр: поставить себя на место зрителя, ведь со стороны сам на себя я посмотреть не могу. Если я понимаю, что мне очень много что-то говорят, то уже хочется какой-то сбивки картинки – например, чтобы какое-то событие случилось, и я его тогда вставляю. Это все происходит на уровне интуиции. А интуицию ведь разбирать бессмысленно. С другой стороны, может, я просто еще не умею что-то сознательно выстраивать и, возможно, со временем этому научусь. А пока эти законы не в теории учу, а применяю их на практике.
